#ДвіДумки. «Коротка історія семи вбивств»: «Из дула пистолета еще не вылетало ничего хорошего»

Вита: «Слухати реґґей, вмирати під небом, вдихати запах трави»  — так и хочется процитировать Андруховича. И в самом деле, персонажи «Короткої історії…» слушают регги и часто умирают, преимущественно насильственной смертью — то под открытым небом, то в заплеванных наркопритонах. Только вместо «травки» у них вещи немного посерьезнее — кокс и крэк. И кровь, грязь и дерьмо — здесь действительно много этого всего. Потому что в гетто, бомбоклат, не книги читают, а занимаются серьезными делами — воюют за территорию и влияние, делят власть, стреляют на опережение и убивают, чтобы не быть убитыми.

Хотя среди жителей гетто — тех, кто от рождения спит с волыной под подушкой, привыкает со звуками выстрелов, как к шуму дождя, и не слишком озабочен вопросами морали, — тоже не все одинаковые. И о книгах я вспомнила не зря. Потому что среди тех, кто живет в темных трущобах Кингстона, и выходцев из них случаются довольно образованные особи, что читают Бертрана Рассела или «Нью-Йоркер», но делают все это, не выпуская волыни с рук.

Эту «темную сторону» Ямайки, которая простирается далеко за ее пределы, в «Короткій історії…» изображено очень детально. Благодаря полифоничности повествования (ведь каждый раздел — это прямая речь одного из персонажей) роман напоминает не столько популярный регги-трек, сколько мощную раста-симфонию, в которой партии бандитов переплетаются с сольниками музыкального журналиста из журнала «Роллинг Стоунс» или сотрудника ЦРУ.

Юля: что-то, Вит, нам во второй раз попадается «темная сторона» — в июле мы рассматривали изнанку США с сектантскими течениями и мошенниками на каждом шагу в «Містері Сплітфуті», а тут сразу открыли Ямайку не с той стороны, которую показывают туристам. Почему-то мне казалось, что там только спокойствие, волны, а в воздухе витает сладкий дымок ганджи, но по описанию это скорее Нидерланды. Ямайка 70-х — суровое место, куда чужакам лучше не соваться, ибо своим опасно.

Самый яркий образ из гетто для меня — малый Бам-Бам, из дома, где убили отца и мать, бежит в слишком больших для него ботинках. Это отцовские «Кларкс» — единственный его капитал. Я будто вижу, как он скрывается в куче мусора после выстрелов. Мне крутит в носу от вони. Думаю, как он отмоется. А он об этом не думает, он думает, что жив. Остальное не значит.

Дорастет ли Бам-Бам до отцовских ботинок? Возможно. Будут ли у него когда-то внуки? Сомнительно. В гетто не бывает стариков. Там не занимаются экзистенциальными вопросами, не ищут никакого хюге, потому что не может быть уютно там, где стреляют, где нет хотя бы того, что удовлетворяет базовые потребности. Там, бомбоклат, надо иметь волынь, иначе ты — никто.

Неудивительно, что в гетто идет война, нищета и злоба вызывают у потенциально хороших людей такой эффект Люцифера, что Зимбардо и не снилось (кстати, сам стэнфордский тюремный эксперимент приходится на этот период). Неудивительно, что в этом кровавом беспорядке  устраивают концерт «за мир». Почему так случилось, мы узнаем только тогда, когда Марлон Джеймс поселит нас в Америке и позволит высказаться новому голосу.

«“Якщо кицька з собакою мо’уть жити разом, то чо’ не можемо полюбити одне одного ми? Хіба не про це ка’е Джа?” “Кицька з собакою мо’уть жити разом, але не з власної волі”, — кажу я йому. А потім я поміркував як і слід і розсудив так: “Коли собака вбиває кицьку або кицька собаку, то радіє цьому тільки гриф. Він цього в житті тільки чекає. Гриф-індик — із червоною головою, білим пір’ям на грудях і чорними крилами. Гриф у парламенті Ямайки. Гриф у гольф-клубі “Констант Спринг”, що заманює тебе на свої вечірки — бо ти тепер піднявся так, що від тебе не відмахнешся, — і пхає тобі смажену свинину в лице, і каже, що подумує “влаштувати що-небудь у дусі регі, нібито регі — якийсь там, бомбоклат, твіст, і запитує, чи не знайомий ти ще зі справжньою зіркою?”»