Это книга, благодаря которой узнаешь трагическую историю, не травмируя себя, ведь мастерство писателя — не называя явления своими именами, дать полную картину описанного. Паволу Ранкову это очень хорошо удается — каждый раз он останавливается как будто за мгновение до — и ты понимаешь, что самые страшные детали — за кадром, и мысленно благодаришь его за то, что он о них умолчал. Сердце все равно чувствует всю боль, всю трагедию тех нелегких времен, и нет нужды описывать их дословно.
О писателе
Павол Ранков — словацкий писатель, автор четырех сборников рассказов и двух романов. Уже первая его книга рассказов «С временного отступления» принесла ему читательское признание и словацкой премию им. Ивана Красека за литературный дебют (1995).
Роман «Это произошло первого сентября (или еще раньше)» получил ряд международных наград, в том числе Премию Европейского Союза по литературе и Центрально-европейскую литературную премию Angelus и переведен на многие языки. «Матері» — первое произведение писателя, вышедшее в украинском переводе. Оно посвящено непростым страницам истории Второй мировой войны — пребыванию в ГУЛАГе молодой женщины, которая попала в заточение уже беременной. Это сложный рассказ о материнстве, самопожертвовании, выборе, прощении и поведении человека в пограничной ситуации.
Работа над романом
Работая над текстом «Матерей», Павол Ранков изучал архивные материалы, свидетельства очевидцев, которые пережили советские лагеря и, конечно, знаком с художественными произведениями, посвященными этой теме. Одним из эпиграфов к роману является цитата из «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына: «…и мы заспариваем об исторических романах: смеет ли вообще кто-нибудь их писать. Ведь исторический роман – это о том, чего автор никогда не видел. Нагруженный отдаленностью и зрелостью своего века, автор может сколько угодно убеждать себя, что он хорошо осознал прошлое, но ведь вжиться ему все равно не дано, и значит, исторический роман есть прежде всего фантастический?».
То есть Ранков сразу, еще перед самым тестом будто оправдывается перед читателем — чтобы тот не воспринимал исторических неточностей (если таковые будут) слишком критично, чтобы позволил писателю полет фантазии, чтобы не говорил, что автор пишет то, чего сам не переживал. Даже в предисловии к украинскому изданию автор признается: «Я прозаик, а не историк, поэтому мне остается только надеяться, что книге удастся заинтересовать читателя не энциклопедическими знаниями автора (к тому же несуществующими), а тем, что для прозаического произведения самое важное — сюжетом (в основе которого, кстати, лежат разные судьбы реальных людей)».
Жизнь в концлагере
В романе несколько женщин, которые потеряли по разным причинам мужчин (на войне, в результате аварии или при неизвестных читателю обстоятельств) по-разному проявляют себя в материнстве — кто-то из них готов на все ради своего ребенка, кто-то — наоборот — сознательно или бессознательно портит своему потомству (в обоих случаях — единственной дочери) жизнь.
Мы не можем и не имеем, очевидно, права осуждать никого из тех, кто оказывается в условиях войны или концлагеря, где опасность подстерегает отовсюду и где могли ошибочно застрелить, когда пленные развешивали сушиться вещи вблизи забора — за якобы попытку побега. Когда убивают свои же сокамерники, когда за еду или другие базовые потребности узники готовы на все, когда непригодных к работе специально истощают еще больше, чтобы они умерли сами и их уже не надо было зря кормить — ведь они не смогут как следует работать.
Несмотря на упоминания обо всех этих жестокостях, которые происходили в лагере, который его узники называют «Артеком», автор не злоупотребляет натурализмом и реалистичностью в их описании. Как человек слишком уязвимый и с довольно ярким воображением, я не смогла бы читать текст со слишком кровавыми подробностями описанных событий. Писатель защищает и читателя, и главную героиню от страшных зверств, которые происходят вокруг. Выдержать сложные обстоятельства Зузанне помогает ее вера в Бога; молитвенник, который она успела схватить дома перед ссылкой, переживший вместе и с ней все лагерные мытарства (хотя и значительно уменьшился за это время по количеству страниц, которыми пришлось пожертвовать).
Страдания главной героини
Автор своеобразно решил вопрос обвинения Зузаны Лауковои в измене: зная бессмысленность советской карательной системы, понимаешь, что девушку арестовали или для нужного количества заключенных или потому, что попала под горячую руку и тому подобное. Однако такого поворота, как предложил Ранков, читатель не ожидает.
Из того, что в главной героини берут интервью уже в наше время, мы понимаем, что она, несмотря на все пережитые ужасы, выжила. И все же напряжение во время чтения рассказа о ее жизни в лагере (да и после возвращения из него) от этого не исчезает. Мы понимаем, что в любой момент может произойти что-то плохое:
«Карцер знаходився десь біля хліва, де ми утримували коней, якими перевозили з лісу дрова. Провела я там, зрештою, лише одну ніч. Кімнатка була така тісна, що там не можна було ні стояти, ані лежати. Я трусилася від холоду й боготворила Анну, яка забрала в мене молитовник.
Дитина ворушилася всю ніч. Я гладила живіт обома руками, проте заспокоїти її не вдавалося. Я намагалася уявити, чи велика вона вже, як може виглядати. Проте всі думки втікали від дитини до моєї матусі. Я мучилася від розмитих в уяві картин, на яких мама падала під тягарем своєї ноші, спіткнувшись на драбині, коли піднімала щось важке на горище. Під час цих двох місяців, що я була в Росії, я майже й не згадувала про маму. І це не через дитину, яка вже почала штурхати мене, але через себе, масштаби власних страждань не дозволяли мені думати про маму. А вона ж відтоді лишилася сама, зсередини її підточували страхи й сумніви, оскільки вона могла хіба що сподіватися, що її донька ще жива».
Матери
Наиболее страшно, как это ни странно звучит, было читать эпизоды не из ГУЛАГа (которые, очевидно, за чертой нашего понимания и болевого порога), а моменты споров, несогласия матерей со своими дочерьми — Зузаны (во время Второй мировой войны) и студентки Луции (в наши дни). Кажется, матери не могут быть такими жестокими к своим детям. Мы видим не просто стену непонимания — это ненависть, неприятие, даже желание причинить зло своему ребенку.
И оно очень контрастирует с теми чувствами, которые Зузана проявляет к своему сыну и (мы можем только догадываться) Луция к своему будущему ребенку. Это чувство ненависти удивляет и шокирует в романе больше всего. Не буду писать, на что пошли матери главных героинь и как разрушали судьбу своим дочерям — чтобы не спойлерить, однако именно эти сцены поразили меня сильнее всего.
Несколько типов наррации
Важной характеристикой романа есть особенность наррации: автор использует в тексте различные нарративные формы. Рассказ главной героини — это интервью, которое она дает молодой исследовательнице Луции Герлянской (и которое должно стать ее дипломной работой по социологии). Исследование ведется с помощью метода oral history (метод устной истории). Поскольку исследовательница еще неопытная — в начале романа исповедь героини подано от третьего лица. Впоследствии, после учета замечания научного руководителя, студентка использует рассказ от первого лица.
«Використовуючи два способи оповідання, автор спочатку вводить читача в ситуацію, ще дозволяючи йому зберегти певну відстороненість, потім пропускає його через потік свідомості героїні, готуючи до глибшого співчуття, і врешті, говорячи від першої особи, якнайточніше передає страхи й найтонші переживання молодої матері в ув’язненні. Для більшої переконливості автор активно вводить у мовлення своїх героїв російські, німецькі, ромські фрази, використовує ГУЛАГівське арґо, і це робить радянську в’язницю чимось схожою на Вавилонську вежу, даючи надію на те, що вона теж невдовзі впаде й прийде довгождана амністія», – пишет в послесловии к роману его переводчица Татьяна Окопная.
В текст также вплетены несколько сюжетных вставок, где наряду с жизнью людей разворачивается драма и в мире животных: волчицы и волчат, которым нечем поживиться, не подвергаясь опасности. Волчица рискует жизнью ради того, чтобы накормить своего ребенка.
Мужчины в романе
Роман «Матери», в определенном смысле, слишком «женский» — мужские персонажи в нем второстепенные, эпизодические, кроме сына Зузаны, Алексея, который во многом является ребенком. О них мы не знаем почти ничего — ни об отце Зузаны (только то, что матери было без него трудно), мало узнаем и об отце Луции — это больше эмоции потери и чувство вины, которое в дочери вызвала с самого раннего детства ее мать, ни о парне, который в новогодний вечер посетил Луцию, чтобы пообщаться со студенткой о своей научной работе.
Нет мужчин и в лагере «Артек», кроме редких там гостей — врача, который якобы помогал Зузане во время беременности, капитана Лебедева-Ранкова и охранников, которые постоянно менялись и не имеют в романе имен, и, тоже эпизодических, мужчин-заключенных. В конце романа еще появляются мужчины на работе в колхозе, но определяющей роли в создании сюжета они не играют. Однако это ни в коем случае не значит, что читать роман стоит только женщинам!
Кому читать
Книга читается легко (но с определенным внутренним напряжением), без вызывания отвращения в особо неприятных или трудных местах, автор довольно сглажено подает материал, оставляя место для полета нашего воображения и дорисовывания деталей. Поэтому читать ее можно всем — как художественное произведение, для ознакомления с современной словацкой прозой и как напоминание об истории одной из самых жестоких стран ХХ века.
Таким образом, несмотря на мою боязнь читать роман — из-за тяжелой проблематики, возможном преувеличении реализма или натурализма или спекуляции на «популярных» темах и умышленном вызове слез, — решилась и не жалею: ничего из перечисленного в романе нет в избытке (тяжелых реалистичных сцен) или вообще нет (популизма и слезоточивости). Вместо этого увлекательный сюжет, достаточно детализированный исторический фон, поднятые автором важные общественные темы и возможность задуматься над своими отношениями с матерью, и подумать над тем, не слишком давно мы ей звонили.
Похожие книги: «Сонька» Іґнацій Карпович, «Сад Гетсиманський» Іван Багряний, «Архіпелаг ГУЛАГ» Александр Солженицин
Павол Ранков. Матері. Переклад зі словацької Тетяни Окопної. – К.: КОМОРА, 2016 – 288 с.
Марьяна Хемий
10 thoughts on “Самые страшные детали — за кадром”