Украинские книжные магазины всегда четко разделены на зоны, как континент — на часовые пояса. И близость литературной зоны до входа символизирует ее популярность. Вот почему «Теплые истории» к кассе с листовками всегда ближе, чем философия и, тем более, переводы зарубежной классики. Поэтому путешествия книжными магазинами следует начинать из глубины. От постоянных серий «Нобелевские лауреаты» и «Антология украинской поэзии» к полкам с «протекающей идентичностью» — масслита, новинками и по совету. Это движение от канона к экспериментам, если не авторское, то хотя бы читательское. Ибо на нового автора или новую полку еще надо решиться, как мы решаемся попробовать незнакомую пищу. На этот раз этих попыток у меня было целых четыре — и все из новых полок.
Анна Яременко. Листи з екватора. – К.: Брайт Стар Паблішинг, 2016
Серия «Теплые истории» просто обречена на успех: это литература с четко прописанным типом нарратива, рассчитанная на собственного лелеемого читателя. Тех, кому уже стыдно подписывать фото в социальных сетях «пью кофе и думаю о нем», но у кого слово «цинамон» вызывает щемящее чувство причастности к значительному и нежному.
«Письма с экватора» больше напоминают таитянские дневники Гогена: эти странные теплые люди, такие непохожие на нас, но милые и искренние в своей простоте. Однако если пренебрежительно-очарованный тон Гогена еще можно объяснить колониальным окружением и художественно-изобразительным модусом письма постимпрессиониста, то читать в XXI веке о хороших чистых детях в яркой праздничной одежде, пришедших в церковь, охапки спелых фруктов на ветвях и бога, который всегда рядом со своими африканскими друзьями, — по меньшей мере, странно.
По структуре — это ряд коротких очерков. О миссионерском путешествие, о местных культах, сочетающиеся с религией, о тоске по привычной еде и даже настоящему Рождеству. Однако на фоне длительной традиции путевых заметок «Письма» блекнут. Читатель вряд ли найдет для себя что-то новое по сравнению с приключенческими романами XIX века: те же ситуации, что должны быть смешными, те же большие темные глаза местных женщин и те же невинные шалости детей с короткими кудрявыми волосами.
«Письма с экватора» написаны так, как будто не было никаких постколониальных студий и вообще литературы и философии ХХ века. Ни «Ориентализма» Эдварда Саида, ни «Песни Соломона» Тони Моррисон, не говоря уже о «Белых зубах» Зэди Смит. А была лишь «Хижина дяди Тома», где темнокожие рабочие — такие же, как и мы, прежде всего потому, что верят в того же бога. Или должны верить. И их невероятно жаль, и мы должны им помочь. Потому что это бремя белого человека.
Микола Рябчук. Каміння й Сізіф. – Х.: Акта, 2016
Новый сборник эссе Николая Рябчука — это множественный мысленный диалог автора с философами и писателями на темы, которые волнуют Рябчука: о Чубае, Гоголе и Шевченко, множественность истории, Ремарке, Сенеке и Августине, конце казацкой империи и Юрие Луцком. То есть обо всем на свете, и поверить, что эти темы как-то можно объединить в одну книгу, достаточно сложно. Потому что они — как борховские животные, которые делятся на принадлежащих императору, бальзамированных, прирученных, поросят, русалок и еще многих.
Это диалог, в котором Рябчук и спрашивает, и отвечает, и объясняет, невольно или умышленно набрасывая авторам анализируемых книг свою философскую систему, собственные мысли и представления о литературе. Мысли интересные и даже с юмором, однако это те же игры Рябчука, а не тех, чьи фамилии видим в содержании.
Автор играет с читателем в модусе «заметит-не заметит», называя эссе о Юрие Луцком «Последняя осень патриарха», вспоминая рядом с анализом книги Камю «мыслящую трость» Лышеги, отмечая, что «тексты — не ангелы» в эссе о Владимире Цыбулько, упорно называя Кулиша «Панько».
Желая расширить читательскую аудиторию, предлагая рассказывать о литературе в новостях и на страницах популярных изданий, сам Рябчук продолжает говорить только с теми, кто и так все это читал и знает. Потому что для того, чтобы понять, почему автор упрекает Григория / Джорджа Грабовича, что он не упоминает Марка Павлишина, надо читать обоих. Для Рябчука «Камни и Сизиф» — это попытка наконец-то начать разговор с критиками, авторами, литературоведами, преодолев хроническую фрагментированность нашего литературного процесса, где не только критики предпочитают не слышать других, но и, как отмечает Рябчук, даже литературные периодические издания предпочитают избегать ссылок на своих «конкурентов». Однако это как раз разговор со своими о своих — с теми, кому не надо объяснять, что такое хронотоп, кто такой Богдан Рубчак и в чем заключается теория рецепции Яусса.
Идея нового произведения Евгении Сеник не нова: опыт эмиграции глазами самого эмигранта. Генри Миллер, Владимир Набоков, Эрнест Хемингуэй, и Тарас Шевченко, которого постоянно вспоминает главная героиня, — во всех них это было. Интересно, отчасти скандально и очень визуально.
Первое, что бросаеться в глаза читателю «Страны У» — это романтично-патриотический оттенок повествования. Главная героиня мыслит фразами: «Может ли большего желать женщина, чем родиться украинкой?», «Так пусть порабощают тело, душа же вечно будет парить в украинских просторах, разговаривая с ветром», «Кто же она здесь? Служанка? Заработчанка? Изменились ли те времена, с тех пор, как создал свои поэмы Шевченко?» Такая публицистика сопровождает читателя с первой до последней страницы, и из этого не получится укрыться в сюжете или лирических пейзажных зарисовках (а таких немало).
Если бы потребовалось определить жанр произведения, я безоговорочно отнесла его к плачу, ведь скорбящих отступлений здесь немало. Плач, почему женщина с красным дипломом (!) не смогла устроиться на работу в Украине. Плач, когда приходится «сносить унижения развращенного, взлелеянного ребенка» ведь героиня работает за рубежом няней. Плач от того, что «паны, переименованные на политиков и олигархов, продолжают сдирать последние лохмотья с простых людей». Плач, когда любимый нашел себе новую подружку. Плач, когда работать приходится сверхурочно, а денег за это никто не платит. Где-то рядом удовлетворенно улыбается литературный отец текста Павел Грабовский: «Рученьки терпнуть, злипаються віченьки»…
Персонажи в «Страны У» пытались сойти с строк Шевченко поэм, зато сошли со страниц ранних романов Диккенса. Если рабочие — то часто аж светятся от святости. Если богачи — то обычно распущены и эгоистичны. В дополнение героиня вполне искренне каждые двадцать страниц вспоминает Кобзаря и серьезно размышляет о мелодичности украинского языка (второе место на конкурсе языков — это вам не шутки).
Когда читаешь «Страну В», искренне надеешься, что сейчас появится спасительная ирония, и бог из машины со смехом скажет: «Смотри, ты купился». Однако это очередное ожидание Годо.
Олексій Чупа. Вишня і Я. – Львів: ВСЛ, 2016
Два человека на крыше, слушают песню «Последний день лета» британской группы «Кюр», что переводится как «Исцеление». Это Вишня и 32-летний Ярчик. Вишню бросила мама в магазине с запиской «Позаботьтесь о ней. Пожалуста». А Ярчик малую нашел и решил, что так выглядит судьба. Вишня собирает апельсины и время от времени стремится искать маму, пока не решает, что она не стоит поисков, раз бросила ребенка на произвол судьбы.
Рассказ автор делит на месяцы. Июнь, Июль, Август и неотвратимо близкий Сентябрь. И как тут не вспомнить фильм «500 дней лета» Марка Уэбба — одно из вероятных источников вдохновения этого удивительно романтического текста.
Ярчик упорно верит в закон компенсации — «весовости», то есть интенциональной справедливости глобальных весов. Он легко принимает и отпускает события и женщин, однако вдруг чудом превращается в внимательного отца, как только в его жизнь раз и навсегда входит Вишня. Человек-поверхность, который должен ради нового маленького друга приобрести глубину и благородство. Великан Уайльда, который не умрет в конце, чтобы добавить произведению хотя бы немного драматизма.
В этой книге немало сладко-киношного: странно-взрослая девочка, которая вздыхает: «Я маме не по карману», — символическая бабочка, летающая над Ярчиком и Вишнею, романтические, как в «Денискины сказаниях», перечни того, что девочка любит (мороженое, макароны) и боится (зубного врача, волков и ливней), последовательный сбор Вишнею апельсинов ежедневно от одного до ста (так как до ста умеет считать), первая наивная влюбленность героини. Слишком сладко, слишком по-голливудски, до скуки и попыток заглянуть на последнюю страницу книги в надежде, что там что-то случится (спойлер: нет, не произойдет). Этому произведению не хватает драматизма или хотя бы смеха над штампами «теплых историй». Ведь не каждый, кто пишет об апельсиновых девочках, становится Юстейном Гордером.
Богдана Романцова
Источник: ЛітАкцент
11 thoughts on “Четыре прогулки в литературных лесах”