Летнее чтение от переводчика Анастасии Завозовой

Понимаете, у меня есть мечта. Как и в любой полнокровной мечте, в этой — нет ничего особенного. Ну, то есть, она не о завоевании мира, например (блин, а что делают люди, когда завоевывают мир, вот интересно? Садятся такие, переводят дух и — ееее, на почте можно без очереди пройти!), а куда проще. Я хочу уехать летом на дачу и читать там книги. Ситуация несколько осложняется тем, что у меня нет ни лета, ни дачи и мое чтение разграфлено обедами и переездами в метро. Поэтому где-то внутри меня сидит эйдетический, скорее всего, образ, который со стороны, я полагаю, выглядит донельзя пенсионерским: кресло-качалка, куст чего-нибудь кустистого, невидимая сила, которая меня кормит, и часы, часы, часы золотого и беспрерывного чтения.

В связи с этим, боюсь, у меня выработалось довольно стереотипическое отношение к летнему чтению, и оно все с оттенком той несбывшейся дачи и без проникающих ранений в душу, хотя вот буквально на днях The Millions выложил чудный список тяжелого во всех смыслах летнего чтива, где есть и Янагихара, и почему-то «Щегол», хотя «Щегол» как раз весь летний и золотой от любви и надежды, и вечности, но я пока не достигла такой степени просветления и от летних книг жду по-прежнему легкости, приятности и общего чувства куриного бульона, в котором не будет плавать никаких кружочков застывшего жира.
Я в целом очень люблю комфортные книги, книги, в которых выключен интернет (замечу в скобках, в рамках опять же своей нон-стоп программы «Есть ли у вас пять минут, чтобы поговорить о Донне Тартт», что книги Тартт еще и потому так хорошо приживаются на эмоциональном уровне, потому что там нет всплывающих уведомлений мессенджера и стоит осязаемая, слышная тишина, каким-то образом добравшаяся до нас из 1850 года, когда людей ты слышал, а не читал и всегда, если что, мог книгу закрыть от них поплотнее как форточку) и где время еще отмеряется большими кусками, а не поминутной дрожью смартфона, где это время — дачное, каникулярное. Поэтому я быстро набросала свой список любимых летних книг, где время течет и падает так, как ему и положено, неслышно, но щедро, и буду рада, если вы присоедините к этому списку свои летние книги.

Far from the Madding Crowd by Thomas Hardy («Вдали от обезумевшей толпы») — Томаса Харди легко себе испортить, например, при помощи его же «Тэсс», где какая-то ощутимая беспросветность к концу книги только густеет и прокисает вместе с читателем, но вот в более ранних его романах еще много солнечного света и приятной — без няшности, правда — сельскости. Это дивный мир косцов, пастухов, фермеров и любви, плотной и слезящейся как свежевзбитое сливочное масло на срезе. Вирсавия Эвердин — да, это любимый роман Сьюзан Коллинз, и Катнисс Эвердин получила фамилию предприимчивой и отважной, но не слишком сметливой в сердечных делах юной фермерши — в самом начале книги запуталась в трех разномастных ухажерах, но путем проб и ошибок, под звуки покоса и сбора урожая, она найдет свою настоящую любовь. Роман еще и приятен тем, что тут все главные фигуры — необычайно крепкие, необычайно живые и в хорошем смысле крестьянские, и даже если кто-то и поддастся любовной меланхолии, то все равно очнется от нее ровно в тот момент, когда нужно будет задать поросятам.

The Pursuit of Love by Nancy Mitford («В поисках любви») — обложка русского издания выглядит так, будто под ней скрывается мускулистый секс, которому не страшна ни свадьба, ни обоюдный варикоз, но, по счастью, к любовным романам эта книга никакого отношения не имеет. Одна из знаменитых сестер Митфорд написала чрезвычайно округлый и нужный нам всем роман, где вудхаузовская бойкость сочетается с вдруг с общей оглушительностью, которая свойственна всей английской литературе, когда шутки, ужимки и несерьезность английских флапперш вдруг выкристаллизовываются в какую-то саднящую тоску по ушедшему миру. Этот роман начинается как и многие английские романы — с дурацкой и шумной семьи, которая то и дело с треском съезжает по перилам приличий, а заканчивается вдруг затишьем после войны и окуклившимися судьбами, и если бы не ладный британский юмор, который в своей вечности и действенности похож на то самое каникулярное время, можно было бы заметить, как из романа — бочком в будущее — вылезают Макьюэн и Аткинсон и отряхиваются прямо нам в душу.

Mrs Dalloway by Virginia Woolf («Миссис Дэллоуэй») — об этом романе уже много чего сказано, мне же останется только добавить, что книга эта — настоящий, полноценный июньский день, и нет, наверное, никого лучше Вулф, кто мог бы так легко и ненатужно ухватить и солнце, и дорогу, и цветы, и воспоминания о другом лете. Вулф хороша именно ощутимостью своей прозы: все люди живые, все мысли — настоящие, весь текст скручен в рыхлый, бестолковый комок, очень похожий на жизнь, где нет ни смысла, ни ровных линий, ни начала, ни конца, и вот она выхватывает эту жизнь отдельными бликами: то охапка цветов, то тянущие ко дну камни на душе.

North and South by Elizabeth Gaskell («Север и юг») — еще один крепенький и всем нам нужный викторианский роман, без которого трудно пережить лето, хотя бы потому что юг Англии — цветущая и зеленая родина героини романа, Маргарет Хейл — сама квинтэссенция лета, и так контрастирует с севером Англии, куда ей с родителями пришлось переехать. Миссис Гаскелл прилежно пытается рассказать в романе и о тяжелой доле рабочих, и передать какое-то общее, гнетущее, сырое чувство большого промышленного города, но там такой мистер Торнтон (донельзя усиленный в экранизации Ричардом Армитиджем), что весь роман невольно сводится к приятному читательскому ожиданию того, когда он уже покорит гордую и невозмутимую мисс Хейл и они от обмена эмоциями и ладными речами перейдут к свадьбе.

The House of Mirth by Edith Wharton («В доме веселья») — наверное, по тональности это не совсем летний роман, к концу в воздухе заметно повисает какая-то невыносимость, и судьба Лили Барт вдруг становится читателю ближе своей собственной, но я считаю этот роман летним за его, не знаю, невинность, что ли. Он настолько из другого времени, что даже сложная судьба героев вдруг кажется окрашенной в какие-то розовато-закатные цвета ушедшей литературы: здесь еще живы рассуждения о том, стоит ли выходить замуж по любви или нет, и как не потерять себя, и как жить так, чтобы было не стыдно, и нынче это все кажется таким нестрашным, таким роскошным поводом к размышлению, что и весь роман подходит только для тех случаев, когда ты богат, и богат тем самым ленивым, не расписанным по минутам временем.

«Чалыкушу», Решат Нури Гюнтекин — я всегда думала об этом романе как о турецкой версии «Джен Эйр», хотя, надо сказать, что он куда здоровее английской подавленной страсти, кое-как упиханной старшей сестрой Бронте под одну обложку вместе с рассуждениями о свободе и долге. Несмотря на то, что вся книга, если вдуматься, составлена из каких-то довольно мрачных сцен: странное положение работающей турецкой женщины, война и смерть, мерзкие общественные предубеждения, измена, неприкаянность, все это как-то не обвисает в чернотную депрессию и бубнеж кладовщицы, которая подсчитывает невзгоды и уговаривает читателя съесть еще ложечку говна, которое заставит его задуматься. («Зато полезно!») Видимо, все дело в том, как там описана Турция — до невозможного ярко, так что даже нищая Анатолия выкручена до резкости мечты. И столько там вообще всего такого, чего не бывает в более серенькой и тихой европейской прозе — я помню, что читала эту книгу в детстве, конечно же летом, конечно же, у бабушки — читала по кругу и оттуда так и выскакивало что-то совсем, совсем живое: желтые цветы, качели, святой Зейни-баба, кипарисы и шейхи, и гюльбешекер.

The Cider House Rules by John Irving («Правила виноделов» или «Правила дома сидра») — это вот для любителей толстых романов немножко в духе «Дэвида Копперфильда» и Диккенс здесь присутствует с самой первой строки, потому что это история сироты Гомера Уэллса, которому в жизни, возможно, повезло больше, чем Дэвиду, а возможно — и больше, чем кому-либо. Я всегда люблю а) романы, в которых долго, подробно и обстоятельно рассказывается о жизни героя, с колыбели и до ходунков, в таком духе, знаете, чтоб «Авраам родил Исаака», потому что к тому моменту как рождаются все Исааки, ты уже прожил с Авраамом полкниги и с ним сроднился, б) романы с производственной начинкой и в) романы, в которых, кажется, навсегда застыло какое-то одно время года, и чаще всего сделало это красиво. Так вот, все эти три пункта сошлись в романе Ирвинга: детей тут даже больше, чем Авраамов, потому что дело тут большей частью происходит в сиротском приюте — для разнообразия это хороший сиротский приют, с добрым доктором и милыми сестричками, которые не видят в каждом ребенке объект для непременного растления, а любят детей старомодной любовью, вытирают им носы и читают на ночь Диккенса. Производственность здесь самая разнообразная — от ловли крабов до повивания младенцев, от выращивания яблонь до приготовления сидра, и яблоки с сидром отвечают как раз за тот самый вечный дух лета, которое здесь всегда и до последней страницы не скатывается в осень.

Three Bags Full by Leonie Swann («Гленнкилл») — летом, конечно, никак нельзя пройти мимо детектива, где расследованием дела об убийстве пастуха занимаются его овцы. Автор романа — немка, но действие происходит в Ирландии, и Ирландия эта, конечно, несколько воображаемая и очень романтическая, с зелеными лужайками, вековыми камнями и голубым небом, но для отпускного чтения это даже допустимо. Ну и кроме того, вообще не очень понятно, как можно оставить без внимания книгу, где есть овцы, и их много, и они способны на решительные действия.

Неаполитанский квартет Елены Ферранте — у нас первый роман Ферранте переведут только осенью, спасибо, конечно, и на этом, но если и есть какие-то книги, которые, вопреки всем маркетинговым предсказаниям, нужно выпускать летом, то это вот они. Помимо того, что во время чтения меня, например, не покидало чувство, что этот роман на самом деле, а не только на страницах, откуда-то из пятидесятых, до того там все ровно, плотно и безвременно по отношению к настоящему, — там еще и какой-то вечный невероятный летний и невероятно нам всем знакомый Неаполь, бедный квартал которого похож на двор какой-нибудь хрущевки в южном городе — огромная толпа не людей, а прямо персонажей, и все друг друга знают, и посреди всего этого растут, растут девочки.

Eleanor and Park by Rainbow Rowell («Элеанора и Парк») — книжка для подростков, в которой действие происходит в то недавнее время, куда еще не проник интернет, и поэтому герои книги обмениваются тем, что сейчас кажется артефактами прошлого. Они записывают друг другу кассеты с любимой музыкой, целыми часами висят на телефоне, обмениваются бумажными записками и постепенно влюбляются. Я давно не читала такого нешумного романа для подростков — и такого правильного, девочка там толстая, мальчик — наполовину кореец, но, как и должно быть, это никого не волнует, потому что важнее всего этого — музыка и любовь, в общем, если у вас есть дети, растущие в сторону гормонального взрыва, очень рекомендую.

Лето Мари-Лу, Стефан Каста — мне удалось наконец найти скандинавский роман, где никто никому не ломает пальцев, наблевав предварительно под хвост собаке, и это роман Стефана Касты о дружбе девочки-инвалида (нет, ей тоже никто ничего не ломал) и мальчика-художника. Они проводят вместе одно лето, и это правильное и прекрасное лето — с рыбалкой, отсутствием взрослых, бутербродами с плавленым сыром и запахом костра — практически лишено въевшейся скандинавской телесности, которая, впрочем, проявляется в одном прекрасном моменте, когда мальчик с девочкой сбегают от отца с его кикиморой на остров и мальчик строит там для девочки туалет из обломков ящика, а она, сидя на нем, весело кричит — я так тужилась, что доски треснули, если б мы были в кино, эту сцену вырезали бы, потому что в кино люди в туалет не ходят. Здесь люди ходят в туалет, но это опять же никому не мешает, в том числе и сюжету, который наступает лениво и плавно как летняя жара и приводит ко всеобщему душевному выздоровлению.

Источник: блог Анастасии Завозовой.